Время беспримерного героизма

Та черная январская ночь научила нас быть сильными

СКОРАЯ ПОМОЩЬ

Поздно вечером 19 января 1990 года реанимационная бригада столичной Больницы скорой медицинской помощи возвращалась с очередного вызова в районе Сальянских казарм.  Неожиданно послышался невероятный гул и беспорядочные выстрелы – по окнам и балконам жилых домов, по разбегающимся людям.

В машине «скорой» находилась 29-летняя врач-реаниматолог Кямаля Оруджалиева – доктор Кама, как ее называют коллеги и пациенты. Поначалу медицинская бригада, в которой были одни женщины (кроме водителя, разумеется), даже не поняла, что происходит, видела только людей, которые падали прямо на землю, да светящиеся в темноте огоньки, похожие на светлячков, – трассирующие пули. Было страшно и совершенно непонятно, что происходит. Из машины невозможно было выйти, настолько плотным был огонь, который велся по безоружным движущимся мишеням. Но автомобиль скорой помощи все-таки остановился несколько раз, подбирая на ходу раненых. А они стали умирать один за другим прямо в салоне белой машины с красным крестом.
Доехали до своей подстанции, где и узнали, что в город вошли войска, открывшие хаотичную и ожесточенную стрельбу. Много раненых и погибших.
В ту ночь у реанимационной бригады не было времени даже присесть на пять минут и передохнуть. Во время очередного вызова по рации сообщили, что убит врач Александр Мархевка. «Мы с Сашей учились в одной школе – №1, потом в мединституте, в разных классах и на разных курсах – он был немного старше меня. Потом вместе работали на «скорой»: я – в реанимационной бригаде, он – в кардиологической. Прекрасный был кардиолог, врач от Бога. И человек замечательный, и товарищ – сплошные достоинства», – со слезами вспоминает доктор Кама своего героически погибшего коллегу.

Душевные раны болят долго

Справившись с эмоциями и страхом, бригада бесперебойно продолжала свою работу, подбирала на улицах раненых, проводила реанимационные мероприятия прямо в салоне кареты скорой помощи. Но живыми до БСМП довозила не всех, от большой кровопотери и сильнейшего болевого шока раненые умирали прямо на носилках. И тогда их везли в морг…
Страшная расправа над мирным населением города продолжалась и в последующие дни. Медики осознавали, что смерть витает прямо над ними, но оставить свой пост не позволяла совесть и профессионализм. «Если бы вы видели, как самоотверженно трудились мои бесстрашные коллеги Напа Абдулкадырова, Эльмира Мурадова, Салима Султанова, Джейхун Гаджиев, наши фельдшеры и водители. Это не забывается и никогда не забудется, я до сих пор иногда по ночам вспоминаю эти кадры. От перенесенного стресса у меня стали сильно выпадать волосы, потом все это, конечно, восстановилось, а вот душевная рана не заросла», – говорит доктор, устремляя свой взгляд куда-то вдаль, словно пытаясь воскресить те далекие события, разорвавшие небо над ее мирным городом.
И снова она вспоминает доктора Мархевку, подробно рассказывая о последней встрече с ним во время одного из дежурств. Он сказал, что уезжает с семьей в Израиль, визы уже готовы, через неделю рейс Баку – Тель-Авив. Доктор Кама пошутила: «Ну, это дело надо бы отметить!». Саша внимательно посмотрел на нее своими зелеными глазами и сказал: «Такое предчувствие у меня, что я никуда не уеду. Останусь на этой земле». И остался.

Варварам безразлично, в кого стрелять

В ту ночь, когда его убили, доктор Оруджалиева вместе с Кямилем Рзаевым, другим своим коллегой, поехали забирать тело. Вытащили из огромной груды трупов, привезли домой, передали матери. «Такая мягкая, интеллигентная мама была у Саши, – говорит она, – преподавала нам в институте философию. Похоронили его на старом еврейском кладбище в Баку, рядом с отцом, известным скрипачом, а на Аллее шехидов установили портрет. Теперь цветы ему ношу, кладу на холодную плиту…».
Трудно переоценить роль медиков в те страшные январские дни. Они сознательно шли на риск, спасая жизнь горожан, сутками оставались в операционных, выезжали на вызовы, зная, что шальная пуля может настичь их в любой момент в любом месте. Мог ведь доктор Мархевка оставаться в машине, когда она двигалась по улицам. Но он вышел из нее и подбежал к дереву, под которым лежал человек – просто незнакомый прохожий. И стрелявшие прекрасно видели, не могли не видеть его белый халат. Но варварам это было безразлично.

Дни, полные горя и отчаяния

– Я врач, многое повидала, работая в реанимации, но такого массового убийства мирных граждан не видела никогда. Авторы этого беспредела должны быть наказаны обязательно, а те, кого уже нет в живых, пусть горят в аду. Нет им прощения! Уму непостижимо – человек живет и не знает, что будет через секунду, и эта страшная секунда для жертв Кровавого января наступила 20-го числа.

– Вы правы, это были страшные дни, полные горя, отчаяния, и одновременно это было время беспримерного героизма.

– Тот январь научил нас быть сильными. Мы верили, что советский солдат никогда не поднимет руку на гражданское население. И на референдуме большинство граждан проголосовали за сохранение СССР, но одна только кровавая ночь изменила наше сознание. Нам больше не нужен был старший брат, нам нужна была независимость, которая досталась нам такой дорогой ценой. И помнить об этом мы должны не только в очередную годовщину Январских событий. О том, как завоевывается свобода, мы должны рассказывать нашим детям и внукам.

– Доктор, вы поддерживаете отношения с семьей Александра Мархевки?

– Нет, не поддерживаю. Но где-то в социальных сетях видела фото его сына: красивый мальчик, на Сашу похож. А если еще и характер отцовский перенял – это просто счастье.