Война – это эпидемия травм

Военнослужащие вели себя как настоящие герои не только на фронте, но и на хирургическом столе 

ХИРУРГ

О массовом героизме фронтовых врачей и их пациентов – раненых на полях второй Карабахской войны – полковник-лейтенант военной службы в запасе Эльнур Акперов рассказывает газете «Каспий».

Эльнур Акперов – один из 25 первых выпускников военно-медицинского факультета АМУ. Отечественную войну он прошел в должности главного отоларинголога Вооруженных сил Азербайджана, начальника отделения ЛОР-хирургии Центрального военного клинического госпиталя.

– Как вы узнали о начале боевых действий?

– За два месяца до начала Отечественной войны нас привлекли к обследованию новых контрактников. После товузских боев прошел большой набор сверхсрочников, надо было определить их физическое состояние. После этой диспансеризации я взял отпуск, и мы с коллегами отправились на рыбалку в Мингячевир. Вечером посидели, отметили свободу от городского шума и суеты и легли спать. А с пяти утра начались звонки с информацией о том, что скоро начнется война. В 7.00 позвонил мой заместитель и сказал, что начались военные действия. Естественно, мы в срочном порядке выехали в Баку.

В 10 утра я уже был в своем отделении, и почти сразу начали поступать первые раненые. Весь госпиталь автоматически перешел на казарменное положение: там ели, там же спали, а с родными увиделись уже после окончания войны. С объявлением военного положения пациенты, не нуждающиеся в срочной хирургической операции, были отправлены по домам, и мы в сжатые сроки подготовили отделение к приему пострадавших на поле боя.

– Сколько раненых вам пришлось прооперировать за время Отечественной войны?

– Ну, это военная тайна. Могу лишь сказать, что одновременно в ЛОР-отделении было около 40 раненых. А если учесть все хирургические манипуляции, то в среднем делали по 10-15 операций в день. Ночью, конечно же, тоже работали. Были у нас пациенты с сочетанными травмами, то есть несколько ран одновременно. В этом случае пострадавший лежит, к примеру, в отделении травматологии, а параллельно ему оказывается отоларингологическая помощь.

Война – это вообще эпидемия травм, то есть больше всего пациентов в травматологическом отделении. С огромной нагрузкой работали и радиологическое отделение, и лаборатории, фактически круглосуточно. Лично я спал не больше трех-четырех часов в сутки. И после завершения военных действий мы еще месяца три лечили раненых.

– Мы знаем, что помимо военных врачей были мобилизованы и гражданские. Какого рода помощь они оказывали?

– Гражданские врачи – это была серьезная подмога. Они не были мобилизованы, просто добровольно приезжали в госпиталь и им назначали часы работы в соответствии с нашим графиком. То есть когда мы отдыхали, на дежурство заступали гражданские врачи. В моем случае шансов на отдых было мало, я находился на руководящей должности: постоянно на телефоне, распределял пострадавших по типу ранения, чтобы успеть оказать им своевременную и грамотную медицинскую помощь.

– С какой самой тяжелой травмой вам пришлось иметь дело?

– Мне запомнился пациент с травмой височной кости и лицевого нерва, и другой – с повреждением гортани. Первый – офицер спецназа. Несмотря на тяжесть травм, он торопил нас с оказанием медпомощи, чтобы скорее вернуться на фронт. Оперировали его дважды: удалили осколки, полностью восстановили функцию лицевого нерва, сделали пластику уха. Это было трудно, спецназовец потом еще месяц восстанавливался.
Второй случай – со сверхсрочником. Он получил серьезные повреждения шеи, с проникающим ранением гортани и носоглотки, не мог нормально дышать и принимать пищу. Пришлось сделать ему гастростому – искусственное отверстие, соединяющее переднюю брюшную стенку и желудок, после чего установили специальную трубку, чтобы питание и лекарства вводились непосредственно в желудок, а дышал он через трахеостому. Травмы очень серьезные, зарастают обычно с последующими физиологическими проблемами. Но в случае с этим парнем мы смогли вернуть ему полную функциональность.

– А были за время войны случаи с летальным исходом в госпитале?

– Есть травмы, не совместимые с жизнью. Да, увы, были и такие ранения, но у меня в отделении случаев летального исхода не было. Были многочисленные сочетанные травмы – например, отрыв конечностей, обширные ранения органов брюшной полости с параллельным ранением в шею. В любом случае все нужные операции проводились, однако тяжесть травмы не всегда давала возможность вернуться к жизни. Есть такое понятие – «гомеостаз»: это внутренние резервы организма, помогающие ему выйти из критического состояния. Я видел и такие случаи. Вот говорят, человек – хрупкое существо, но мне довелось повидать и обратное. У моих коллег-нейрохирургов бывали пациенты с серьезным повреждением головного мозга, и человек выходил из этой ситуации! Наши военнослужащие вели себя как настоящие герои не только на фронте, но и на хирургическом столе. Превозмогая боль, они еще и другим больным помогали, нам, врачам.

– Встречались ли вы со своими пациентами потом?

– Стрессовость ситуации во время ранения, психологический надрыв приводят к частичной потере памяти. Поэтому большая часть пациентов просто не запоминает лица в белых халатах. Однако бывает и иначе. Буквально несколько дней назад заезжаю в авторемонтный профилакторий, подхожу к соответствующему боксу и прошу молодого здорового человека, стоящего передо мной, пропустить меня к мастеру. Он обернулся, и его взгляд его сразу же потеплел: «Врачам везде у нас дорога!». Оказалось, я оперировал его во время войны. Бывают подобные встречи и в соцсетях. Такие случаи очень радуют.