Беспечные годы, счастливые дни…

Близится новый учебный год. И в эти дни свою школьную юность вспоминают даже те, чей последний звонок прозвенел давным-давно. Как бы мы ни учились и как бы ни вели себя там, эти годы навсегда останутся самыми светлыми в нашей памяти. Школьными воспоминаниями с читателями газеты «Каспий» делится кинорежиссер, заслуженный деятель искусств Азербайджана Зия Шихлинский.

Над пропастью во ржи

После окончания восьмого класса в 193-й школе, неподалеку от нашего дома на Монтина, меня перевели в 160-ю, потому что все знакомые наперебой твердили: «Там потрясающая учительница литературы Наталья Николаевна – педагог от Бога!». И я убедился в этом, когда она стала нашим классным руководом. Во-первых, очень тактичный человек. А как она умела говорить, и еще лучше – слушать! С ней можно было даже спорить.

Безусловно, Наталья Николаевна очень многое нам дала. Обладала особым, интеллектуальным чувством юмора, и мы часто шутили. Помню, окончили девятый класс, потом, сами понимаете, каникулы, после – 1 сентября, и вот мы опять в школе, на уроке Натальи Николаевны. «Ну что ж, рассказывайте, что прочли за лето». Мы по очереди начали перечислять, и Наталья Николаевна говорит: «Так вы же прочли всю иностранную литературу!». Вдруг с предпоследней парты голос Вовы Какашвили: «А кому на Руси жить хорошо?»...

А еще вот что вспоминаю с удовольствием: когда я пришел в этот класс, буквально через неделю в меня влюбились сразу три девочки. Разумеется, не из-за моих скромных внешних данных, а узнав, что я читал роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Тогда кто-то увлекался Хемингуэем, кто-то – Ремарком и Фитцджеральдом. Не стану долго перечислять, скажу только, что был буквально сражен тем, что мысли героя романа – подростка, его рассуждения об окружающем мире, переживания были созвучны моим. Роман был прекрасен и переведен очень хорошо. И что еще мне запомнилось на всю жизнь – это помещенная на обложке книги картина американского живописца Эндрю Уайта «Сын Альберта». С тех пор он стал моим любимым художником...

Московский кинофестиваль

160-я очень отличалась от моей прежней школы, где большинство учеников уходили после восьмого класса на производство. Мне повезло, что половина педагогов были прописаны на территории поликлиники, где работала моя мама, и являлись ее контингентом, отчасти поэтому ко мне относились снисходительно. А еще я запомнил, как в первый же день, когда мы пришли в десятый класс, Наталья Николаевна собрала нас и после общего разговора на школьные темы сказала: «А теперь Шихлинский расскажет нам о Москве – он побывал на Международном кинофестивале»...

На том фестивале действительно было много интересного. Там я впервые увидел фильм «Мужчина и женщина», который мне очень понравился. Тогда он шел на французском языке, а когда через полгода я посмотрел дублированный вариант, где звучал голос Тихонова, восприятие было уже абсолютно другое. Там же я впервые увидел фильм «Анжелика и король». Были и другие фильмы. Главный приз получил «Журналист» – довольно посредственная картина Сергея Герасимова, хотя он снимал прекрасные фильмы – «Маскарад» по Лермонтову, в 1941 году, и его шедевр – бесподобный «Тихий Дон».

А еще у нас учился Коля Давыдов, тоже выпускник нашей школы. В свое время он еженедельно вел своеобразную передовичку, колонку под названием «Бином» в «Молодежи Азербайджана», и осветил мой рассказ в этой газете. Он очень хотел стать сценаристом, хорошо владел пером, но пошел по другой стезе. Кстати, это один из двух авторов песни о 160-й школе, которая была написана в первой половине 60-х годов.

Если Зия пообещал…

Директором школы в те годы был Юрий Петрович Курдюмов. Конечно, не вспомнить его нельзя. У него было полувоенное прошлое и при этом какая-то внутренняя доброта, которая располагала к нему. Он оставил особый отпечаток в моей душе и жизни. Однажды он обратился ко мне с просьбой, связанной с папиной работой. В те годы ведь все было не так, как сейчас: если выходил из строя телевизор, нужен был не только хороший мастер, но и запчасти к агрегату, потому что культтоваров в универмагах не было, все получали из Москвы, Киева, Минска, где были заводы, выпускающие телевизоры. Я сказал папе, и он отправил все необходимое, Юрий Петрович остался доволен.

А потом надо было какие-то фотографии подготовить то ли к юбилею школы, то ли к чему-то в этом роде, и он спросил, кому поручили. Сказали, что одному мальчику, который тоже учился в нашем классе. Он спросил: «А почему не Зие?». Ну, ему популярно объяснили, что отец этого мальчика работает в следственном управлении МВД и там есть все необходимое для увеличения фотографий и прочего. И он сказал такую фразу: «Жаль, если бы Зия пообещал, он обязательно выполнил бы». Я тогда очень четко понял, что нельзя ничего обещать, если не уверен, что сделаешь, надо сказать: я постараюсь, и обязательно выполнить. Вот это осталось у нас от Юрия Петровича.

Он очень располагал к себе, и это был большой плюс. Юрий Петрович говорил с учениками на равных, не повышая голоса, хотя прошлое за плечами было непростое. Я никогда не забуду, как он, когда я окончил десятый класс, и моя мама освободили меня от экзаменов…

Дело в том, что у меня интересная история болезни. Подписали справку в 4-й больнице Набат ханым Ашурбейли, которая была неподкупной, и Штульц – лучший рентгенолог в городе. Юрий Петрович уже отправил в БОНО документы об освобождении меня от экзаменов. И вдруг Эсфирь Соломоновна, химичка, ставит мне двойку. Ей сказали, что уже документы отправлены, а она – нет, и все тут… Видите ли, одна моя родственница училась у нее и была отличницей, а я химию так-сяк знал. Я ей говорю: «Эсфирь Соломоновна, моя родственница знала химию на «отлично», поэтому поступала в АЗИ, а я собираюсь на филфак университета...». В конце концов Юрий Петрович все-таки убедил ее поставить мне троечку.

«Он совершенно не знает химию!», – твердила она. И вот что я сделал. Когда наш класс сдавал ей экзамен в химкабинете, я из автомата на улице позвонил в «скорую» и сказал, что в 160-й школе педагогу по химии Эсфири Соломоновне стало плохо. Заунывным голосом тянул: «Я вас очень прошу, мы вас внизу ждем, принесите носилки, мы сами поднимем…». Когда в школу ворвались санитары и вскрылся обман, она очень возмущалась: «Это проделки Шихлинского!».

Пиджак с разрезами

Да уж, конечно, я шалил… Наш педагог по физике – Давид Эушерович Рубин – мы, разумеется, называли его Давидом Акушеровичем. Как-то он купил себе новый пиджак с двумя разрезами по бокам, который очень хорошо сидел на нем и стройнил. И вдруг однажды он отнес его в ателье, где ему эти разрезы наглухо застрочили – наверное, решил, что негоже педагогу, да еще в возрасте, так щеголять. А надо сказать, у Давида Эушеровича была привычка: когда во время перемены он выходил в коридор, пиджак снимал и вешал на спинку стула. Я обратил на это внимание и принес на урок лезвие. Когда он в очередной раз повесил пиджак на стул и вышел, я быстренько вернул ему первоначальный вид, аккуратно разрезав строчку. После перемены Давид Эушерович вернулся в класс, не глядя надел пиджак и начал что-то писать на доске… а когда понял, что произошло, не оборачиваясь тихо сказал: «Шихлинский, выйдите из аудитории!». Фактически выгнал...

Однажды мне поручили провести в классе политинформацию. Тогда было много газет, журналов – и союзных, и местных, а брать информацию разрешалось отовсюду. В понедельник первым уроком у нас всегда была математика, которую вел очень неплохой преподаватель Михаил Аветович. Я не смог ничего найти для своей политинформации, а тогда очень популярны были газеты «Баку» и «Бакы». И там я прочел фельетон о том, что в бане нерегулярно идет горячая вода и тазы дырявые. От безысходности ситуации стал пересказывать его. Михаил Аветович долго внимательно слушал, а потом вскричал: «Ты что, с ума сошел? Какая баня, какой таз?!». Я было невозмутим: «Ну, это тоже ведь политическое дело! Человек пришел в баню, а там дырявый таз…». «Сядь на место! Я скажу директору, что с политинформацией мы закончили!». Это был еще не август 1968-го, танки пока не вошли в Чехословакию, и закручивания гаек не предвиделось…

Вечер КВН

У нас был очень хороший преподаватель физкультуры – Михаил Израилевич Музыкантский, но запомнился он мне не как учитель. 31 января 1968 года мы, как будущие выпускники, вечером принимали выпускников предыдущих лет. Пришли Юлий Гусман, Кямал Касимов, Фариз… словом, все кавээнщики – Валера Абдуллаев, Джавид Имамалиев. Мы были счастливы, потому что Юлик привел их всех, и они нам показали выступление, которое только через два месяца мы увидели по телевизору. Потом были танцы-шманцы, девочки из класса тоже присутствовали. Был и Михаил Израилевич, которого все любили. И я запомнил, как он танцевал «семь-сорок».

Выбор профессии

Еще будучи школьником я собирался стать режиссером и соответственно ходил в кино. Помню совершенно гениальный случай: в кинотеатре «Низами» начали показывать фильм «Спартак» Стэнли Кубрика. Было объявлено, что в понедельник с утра состоится премьера. Мы с товарищами договорились прогулять уроки и пойти в кино. Пришли и видим: явилось полшколы! Кстати, дело обошлось без нагоняя...

А однажды в городе появились афиши фильма Микеланджело Антониони «Затмение» с Моникой Витти и Аленом Делоном в главных ролях. Я тогда вовсю уже читал журналы «Советский экран», «Искусство кино» и многое знал об этом режиссере. Пригласил на просмотр фильма свою одноклассницу. Там был интересный эпизод, где героиня, увидев то ли картину, то ли фотографию, где изображены заснеженные горы, спрашивает: что это? Ей отвечают: Килиманджаро. Героиня помолчала, а потом произнесла задумчиво: «Снега Килиманджаро…». И тут голос в зале: «O, Хемингуэя читала!». Ну, представьте: кинотеатр «Низами», престижный сеанс, Антониони, интеллектуальный фильм… А потом я пошел провожать одноклассницу – после такого фильма быстро не ходят, каждый пребывает в своем мире. Когда минут через пятнадцать мы дошли до ее дома, она произнесла фразу, которую больше мне никто никогда не говорил: «Оказывается, ты умеешь молчать!». Впечатление от фильма было такое сильное, что говорить было не о чем.

Тихая гавань

18 мая 1967 года мне исполнилось 16 лет, и Наталья Николаевна подарила мне очень хорошую книгу о Хемингуэе, автор – Иван Кашкин. У меня есть еще одна брошюра, где  Хемингуэй говорит журналисту, что среди исследователей его труда лучше всех – некто Кашкин, который живет в Советском Союзе; если встретите его, передайте от меня привет, я его очень ценю... Наталья Николаевна надписала книгу так: «Дорогому Зике от Натальи Николаевны. Очень хочу, чтобы ты стал интересным человеком! Н.Н.».

...Лучше всего сказал Тургенев: «Беспечные годы, счастливые дни, как вешние воды промчались они»... Класс у нас был дружный, часто собирались. В девятом классе Новый год у меня дома отмечали, очень часто у Вовы Какашвили собирались, потому что в их трехкомнатной квартире ну очень большая столовая была, да и жили они в районе вокзала, около церкви. Некоторые ребята в отличие от меня хорошо играли и пели, хотя слух у меня хороший. Был выпускной вечер, последний звонок...

Самое удивительное, что я сейчас с удовольствием прохожу мимо своей старой школы, и с неудовольствием – мимо 160-й, потому что там суета, поток машин, а вокруг 193-й такая аура, микромир, много зелени… Тихая гавань, настоящая идиллия, поразительно!